На живца

Идея «ловли на живца» пришла капитану Кудашову в голову относительно внезапно. Прямо во время собрания у командира части. Когда это ходячее недоразумение Смальков начал свою гениальную речь, смысл которой заключался в «найти и обезвредить» - удивительно свежо и оригинально! – капитан вдруг подумал, что искать-то спецназовцев не обязательно. Сами выползут, надо только правильно подманить… Пока офицеры во главе с Зубовым издевались над сообразительностью несчастного Смалькова, идея оформилась в некий план, который Кудашов и поспешил изложить, как только прекратились смешки.

- Товарищ майор, вы бы не отказались захватить в плен солдат нашей части? На месте противника?

Конечно, этот тугодум его понял не сразу.

- Нет, ну, это мы не позволим, хватит уже… - отмахнулся майор. А заполит смерил Кудашова взглядом, в котором ясно читалось знаменитое «Действительно!». Взгляд этот капитан проигнорировал.

- А я бы позволил, - не без удовольствия добил он командира части. У того глаза увеличились ровно вдвое.

- В смысле?

- В прямом. Позволим им захватить в плен солдат нашей части. Ну, под нашим контролем, - поспешил он успокоить занервничавших офицеров. – Они берут языка, мы – их, ну и… Так сказать, «на живца».

Видимо, Зубов тоже рыбалку любил, потому что на этом слове включился, наконец, сообразил, о чем речь.

- Чтобы ловить на живца, нужно знать, где щука водится, - резонно возразил он, но было видно, что мысль-то ему понравилась.

Убедить майора оказалось делом несложным, и спустя пару часов капитан уже раздавал команды отобранным лично им солдатам. Старался подбирать самых сообразительных и наименее тормозных… Что в условиях второй роты было нелегко. Само собой, не обошлось без тупых шуток и не менее тупых вопросов, но с этими напастями Кудашов давно привык справляться своей луженой глоткой и от зубов отскакивающими афоризмами армейского происхождения. Он даже не особо задумывался над смыслом вылетающих совершенно самостоятельно слов, от которых солдаты, конечно, лучше соображать не начинали, но хоть рты закрывали, и то хорошо. Все мысли были заняты тем, что это же шанс. Шанс показать, что он вовсе не такой дуб, каким его хотят видеть наверху, что в капитанах он засиделся, что способен на большее, что… Для воплощения этого шанса в реальность надо сейчас правильно расставить силы и объяснить этим разгильдяям их задачу. Ладно, Соколов, вроде, поумнее остальных, может, и сработает гениальный в своей простоте кудашовский план, если никто из щенков не подведет.

План, и правда, был прост. Погрузить отделение из наиболее дееспособных буратин в кузов грузовика, заставить их залечь на дно и притвориться дровами – что будет нетрудно, главное, чтобы они рты заткнули, и будет не отличить. А Соколов будет ездить в течение пары-тройки часов по округе, время от времени изображая ленивого или бездарного водителя, у которого вечно то что-то то в машине не в порядке, то в голове. Что тоже, скорее всего, будет нетрудно. Капитан был уверен, что беспризорный грузовик с недотепой-водилой будет хорошей наживкой для зазнавшихся спецназовцев, вообразивших себя царями природы. И вот когда парочка особо умных нападет на «живца», тут-то из засады в кузове выскочит отделение баранов… ну, то есть, солдат доблестных мотострелковых войск, и повяжет этих, особо умных, тепленькими.

Конечно, сам Кудашов в кузов грузиться не собирался. Для себя он присмотрел другой маршрут – по опушке леса, вдоль которой поедет грузовик-приманка. Там есть несколько точек, с которых просматривается все поле. Руководить действиями солдат, как считал капитан, нужно не из центра событий, а с удобной для наблюдения позиции, желательно, чуть в стороне.

Вооружившись биноклем и рацией, Кудашов залег в первом по плану укрытии и дал команду к началу операции. Гунько отозвался в наушниках коротким «Есть!», и грузовик-наживка выехал с территории части.

 

Спустя час капитан сменил третью точку. Соколов исправно изображал безалаберного водилу, правда, приходилось постоянно корректировать его передвижения.

- Гунько, твою мать! – в очередной раз вместо стандартных позывных устало рявкнул Кудашов. – Ты что, думаешь, мне отсюда ничего не видно? Я все вижу, мать вашу! – Господи, с какими же идиотами приходится иметь дело… Завалят ведь, все завалят, их дегенератское ржание слышно невооруженным ухом! – Выполнять приказание! Уроды, мать вашу! – яростно добавил он, сорвал наушники и привычным движением хлопнул себя по шее, попутно обматерив комаров, всех сразу и каждого в отдельности.

Если бы капитан меньше думал о важности момента и тише ругал насекомых, он, несомненно, обратил бы внимание на шорох сзади. Если бы мысли о предоставленном ему шансе не так сильно будоражили голову, он бы более трезво обдумывал собственные действия. Если бы…

- Не понял! – еще успел по инерции удивиться Кудашов, но это было последнее, что он смог сделать самостоятельно. Тяжелая рука зажала рот, запрокинула на спину, после короткой молчаливой борьбы капитан ощутил на шее слева твердые пальцы, и на этом все ощущения закончились.

 

…Мир вернулся твердым камнем под щекой, ноющей болью в левом плече, слегка покалывающими иголочками в руках, связанных за спиной и жгучей досадой на себя самого.

Дурак, самоуверенный дурак! Руководитель операции, «командовать парадом буду я!»… Докомандовался.

Негромкие голоса заставили собраться и прислушаться.

- Сейчас в себя придет, допросим, думаю, много времени не займет, вряд ли узнаем что-то новое…

- А есть ли смысл всем вместе ждать, пока он очухается? Блин, Артем, ты перестарался. Много ли ему надо-то было? А ты как на медведя…

- Верно, всем ждать не нужно. Продолжаем действовать по плану «А», а я лично останусь допросить пленного. Со мной останется Овсянников, остальным – продолжать операцию. Встретимся здесь… - голоса звучали слишком тихо, чтобы утверждать наверняка, но что-то в нотках последнего заставило капитана насторожиться.

- Есть, товарищ майор. Возвращаемся к первоначальному плану, ждем вас в точке сбора.

Судя по звукам, говорившие быстро разошлись, и наступила тишина.

Капитан осторожно приоткрыл один глаз. Первое и единственное, что он смог увидеть, были корни дерева. Камень, царапающий левую щеку, надоел неимоверно, поэтому долго на корни любоваться Кудашов не стал, перевернулся на бок и с усилием сел, опершись спиной на ствол березы. В обозримом пространстве не наблюдалось ни одного живого человека. Вряд ли его бросили, сейчас вернутся… Капитан снова закрыл глаза и попытался собраться с мыслями. Однако почему-то не плен, не дальнейший ход событий, и даже не то, что его ждет по возвращении в часть, волновало его больше всего. Голос, принадлежавший майору-спецназовцу, разбудил что-то, что Кудашов в свое время буквально забивал ногами в самый дальний угол памяти.

- Ну, здорово, Рыжий! – все тот же, до боли знакомый, негромкий голос вывел из раздумий. Он поднял голову, и обнаружил в полуметре от своего носа пряжку ремня. Чтобы разглядеть лицо, голову надо было поднять еще выше, но капитану этого уже не требовалось.

- Твою мать, Граф… - поприветствовал он пряжку.

- Я тоже рад тебя видеть, - обладатель ремня явно улыбался, судя по интонации. – А ты совсем не изменился, все так же дружелюбен и открыт для общения.

Кудашов постарался как можно презрительнее отвернуться. Получилось не очень хорошо – влево шея почему-то поворачиваться напрочь отказывалась, и вместо презрительно-гордого выражения на его лице промелькнула болезненная гримаса. Опять все испортил…

- Артем был не так уж неправ, когда тебя валил, верно? – стоявший опустился на одно колено, чтобы их лица оказались на одном уровне. – Медведь – не медведь, а дал бы он слабину, так ты бы и вывернулся, а?

Зато на этом месте каменное лицо партизана на допросе получилось у капитана достоверно.

- Товарищ капитан, - уже твердо и без улыбок обратился к нему Граф, он же майор Андрей Орлов. Кудашов, не меняя выражения лица, наконец, посмотрел на него, надеясь, что выглядит достаточно равнодушным и бесстрастным. Орлов почему-то под его взглядом слегка смутился и повторил: - Товарищ капитан, вы являетесь военнопленным и, согласно правилам, должны ответить на интересующие нас вопросы.

- Я никому ничего не должен, - чуть хрипловато отчеканил Кудашов, наплевав на правила, на возможные последствия – на всё.

Неожиданно майор кивнул.

- В принципе, Рыжий, я от тебя ничего другого и не ждал. Да не так уж мне и нужны твои сведения, я знаю достаточно, чтобы завершить эту игру без шума и пыли. Ничего нового ты мне не сообщишь. – Он помолчал и добавил: - Гавриков твоих в грузовике мы трогать не будем, не волнуйся. Покатаются и домой вернутся.

Можно подумать, он волновался… Одного того, что в плен попал офицер части - он, капитан Кудашов, - более чем достаточно, чтобы считать, что операцию их часть провалила. И плен или не-плен еще десятка солдат ничего не менял. И Граф, зараза, это понимал. Поэтому мог себе позволить роскошь забыть о правилах.

- Товарищ майор! – неожиданно возник из ближайших кустов черноволосый парень из бойцов спецназа. – Грузовик развернулся, едет в обратную сторону!

- Отлично! Пусть едут, - кивнул Орлов. – Овсянников, проследи за ними, когда доберутся до части – возвращайся, доложишь.

«Уроды, прости Господи», - безнадежно подумал Кудашов. Впрочем, сейчас уже не имело смысла продолжать операцию, пусть катятся. У него нарисовались проблемы посложнее. Свиданий с прошлым капитан не любил и всячески избегал. Но в этот раз избежать прошлого было никак невозможно. Во-первых, оно неожиданно стало настоящим, - угораздило же Графа попасть в спецназ, да еще и получить именно это задание. А во-вторых, в данный момент капитан был хорошо зафиксирован в пространстве, и максимум, что он мог себе физически позволить, это закрывать-открывать глаза и гордо отворачиваться вправо. Влево не получалось. Так что избежать этой встречи Кудашов не мог никаким образом. И ему тут же недвусмысленно это подтвердили.

- Все, он вернется не раньше, чем через час. У нас, Рыжий, есть время поговорить.

- А о чем нам говорить? – театрально изумился Кудашов, собрав весь оставшийся в нем сарказм. Каким-то седьмым чувством он ощутил, что речь идет не о последней операции. – Я как-то все разговоры с вами всеми давно переговорил.

- Да брось. Капитан, ты ведь понимаешь, что вы проиграли?

Подвело седьмое чувство.

- Понимаю. – Можно было не отвечать, но это был бы совсем детский сад.

- Получается, что из-за тебя проиграли? – в голосе Орлова ни нотки торжества. Что-то непонятное – он виноватым, что ли, чувствует себя? Фантастическое, не бывает, - капитан даже головой тряхнул, чтобы прогнать наваждение.

- Слушай, Паша…

Кудашов даже вздрогнул. Никогда в жизни Граф не называл его по имени. Где-то сдох большой белый медведь?

- Я ведь тебе должен, Пашка. За Маринку, помнишь?..

 

Наверное, это была любовь. Наверное – потому что потом он никогда больше не испытывал подобных чувств. Ему потом нравились женщины, он знакомился, мог понравиться, когда хотел. Мог соблазнить, если дама была не сильно против, мог упереться в непробиваемое сопротивление – как у Ларисы, например, – и из спортивного интереса все-таки пробиться… Он даже умудрился жениться и развестись. Но никогда женщина не занимала все его существо так, как это было с Мариной. Иногда ему казалось, что тогда, в шестнадцать лет, он отдал ей все, что мог отдать, и то, что осталось для остальных – лишь физиология и желание обладать красивой вещью.

Трудно было сказать, как относилась к нему сама Марина. Она смеялась, когда Кудашов рассказывал ей веселые истории, она позволяла ему осторожно касаться губами ее щеки при прощании, она выходила гулять, когда он звонил ей, она сама просила его подождать ее после уроков… Но никогда они не говорили о любви – тогда это слово казалось совершенно не про них.

Однажды они возвращались из кино, где только что закончилась история Фике, будущей императрицы, и одного из гардемаринов.

- Ни за что бы не вышла замуж за военного, - вдруг сказала Марина. – Это такая каторга…

Кудашов даже остановился.

- Почему?

Девушка пожала плечами.

- Это значит – ни своего угла, ни денег, ни друзей постоянных, - слова явно были чужие, звучали, как вызубренный урок. – Да и вообще – что это за профессия?

Мысль о том, чтобы делать Марине предложение, еще не приходила ему в голову, но именно сейчас оказалось, что это была мечта всей его жизни. И эта мечта сейчас оказалась в опасности.

- Не понял. В каком смысле – что за профессия?

- Ну, что она приносит самому военному и его жене? Ничего же не заработаешь, кроме звездочек на погонах… Ну, чего ты остановился? Пошли уже, темнеет, - нахмурилась девушка.

Для нее эта тема была проходной – ну, посмотрели фильм, ну, спросила, ну, фыркнула. И забыла. А Кудашов задумался. Нет, не о том, чтобы не идти в училище, об этом и речи не могло идти, а о том, как переубедить Марину.

В школе никто не знал, что он собирается стать офицером. А зачем об этом кому-то знать? Из учителей, конечно, кто-то догадывался, это и естественно, кем еще может стать парень из семьи потомственных военных… Но из ребят никто об этом не задумывался. Время было такое, мало кто вообще интересовался будущим своих одноклассников. Идешь на высшее – молодец, а уточнять не обязательно, если сам откровенничать не начнешь.

Например, Орлов собирался идти в МГИМО. Его отец был там деканом одного из факультетов, так что тут тоже было все ясно. Про армию Граф даже думать не думал – зачем, если уже заранее есть отсрочка, а там и вовсе белый билет, папа постарается. Думал Граф тогда все больше о девчонках, а они о нем. Там было, о чем поразмышлять: высокий рост, широкие плечи, темные кудри, карие глаза и вечная белозубая улыбка. Типичный первый парень на деревне. Если прибавить к этому портрету мотоцикл – Кудашов в них не разбирался, но что-то неимоверно крутое для того времени,  - импортные джинсы, кассетный магнитофон тоже не советского производства, и показательное желание всем этим делиться с друзьями (исключая, пожалуй, джинсы), то получалась убийственная для девичьих сердец личность. И просто омерзительная – для Кудашова. А для Маринки, почему-то, эта личность была ничуть не лучше других. Зато сам Орлов в последний школьный год на нее явно положил глаз.  Всевозможные привлекающие маневры, которые он совершал вокруг девушки, оставались, кажется, незамеченными ею, но Кудашовым отслеживались с мрачной уверенностью.

Гром грянул, как это всегда бывает, неожиданно.

Кудашов ждал Марину у забора, на прежнем месте. Ждал уже почти сорок минут – сегодня у «вэшек» было на один урок больше. Неожиданно сзади его хлопнули по плечу, он быстро обернулся и встретил в упор веселый взгляд карих глаз. Позади Графа маячили трое его приятелей, редко оставлявшие босса в одиночестве.

- Здорово, Рыжий. Ты чего тут торчишь, от школы отойти не можешь, прирос?

Можно было послать. Граф не отличался агрессивностью, и, скорее всего, обошелся бы словесными упражнениями, а потом свалил бы. Можно было сказать правду. Как будто Орлов ее не знал. И вообще, какое его дело?

- А тебе какое дело? – хмуро спросил Кудашов.

- Ой, какой ты грубый, Рыжий… Девушки грубиянов не любят, а Маринка еще и лбов в погонах не уважает. Ты в курсе?

- А тебе какое дело? – тупо повторил он.

- Так просто, - пожал Граф плечами, - хотелось бы, чтобы ты губы не раскатывал. Она все равно с тобой не останется, как только узнает, что ты в военное собрался. Кстати, даже удивительно, что она до сих пор с тобой гуляет, как будто не знает, что ты по дядиным-дедушкиным стопам собрался.

Откуда знал об этом сам Орлов, Кудашов даже подумать не успел, потому что Граф улыбнулся кому-то за его спиной.

- Привет, Мариночка!

Состоявшийся после этой встречи разговор Кудашов до сих пор вспоминал с содроганием. Сейчас, спустя четырнадцать лет, он понимал, что ничего бы у них с Мариной не вышло, потому что он просто не был ей нужен, но тогда он пытался ей что-то объяснить, доказать, удержать…

Через пять лет он узнал от матери, что отца Орлова уволили, и Граф все-таки загремел в армию. А еще он узнал, что Маринка ждала его, а потом вышла за него замуж. Несмотря на то, что после срочной Граф остался служить дальше. Вот и верь после этого женщинам.

 

- Я же с ней встречался, еще когда она с тобой была, - гнул свое Граф. Покаяться решил, что ли?

- Откуда ты знал про дядю с дедом? – прервал его излияния Кудашов.

- Военрук разоткровенничался однажды. Я тогда сразу понял, как вернее всего будет…

Капитан непроизвольно рванулся, но веревки по-прежнему держали крепко.

- Я ее любил, Пашка, понимаешь? – виновато сказал Граф.

«Я тоже, - подумалось Кудашову. - Только кого это волновало»…

- И она меня, - добил его майор. – Я тогда просто метод не тот выбрал. Дурак был.

- Метод… Это не метод, Граф, это подлость, - устало сообщил Кудашов и закрыл глаза.

- Это судьба была. А я молодой и дурной, у меня тогда представления о чести и подлости находились в зачаточном состоянии. Но мы ж до сих пор вместе, представляешь, какая была бы ошибка, если бы она тогда с тобой осталась?

- Конечно, ошибка. Если со мной – это ошибка. А если с тобой – то это судьба. Как все замечательно получилось! – снова вскинулся капитан.

- В общем, я тебе должен, Рыжий, - решительно закончил Орлов. – Поэтому не будем ждать моего бойца.

Кудашов хотел, было, возразить, но быстрое движение майора оборвало не начатую фразу на вдохе. Блеснуло лезвие, капитан дернулся.

- Иди.

- Как? – вопрос был глупый, и Граф не замедлил воспользоваться случаем.

- Ножками. Если, конечно, в мотострелках тебя не научили ходить ручками, - привычно-издевательски ответил он. Нормально, мир снова становился знакомым.

- А ты?

Орлов вздохнул, снова став серьезным.

- Иди, пока мы одни. Я что-нибудь придумаю. Хотя, если тебя так заботит мое оправдание…

- У меня нож остался, - перебил его Кудашов. – Вы меня плохо обыскали.

Орлов фыркнул, но предъявленный нож заставил его смутиться. Странно, но это не принесло капитану даже секундного удовольствия.

- Так что стоило тебе отвернуться, как я перерезал путы и ушел, - он для достоверности помахал оставшейся в руке веревкой.

- Чего ж ты в самом деле не ушел? – не удержался от логичного вопроса Граф.

- А ты не отворачивался, – парировал капитан.

- И не поспоришь, - пожал майор плечами. – Только, если тебя не затруднит, пережди немного, дай нам уйти отсюда.

Кудашов хмыкнул. Но резонно рассудил, что дареному коню в зубы не смотрят, и что дают – в данном случае, беги, пока не передумали…

- Не вопрос.

Он осторожно поднялся, проверяя прочность ног, затекших от веревки.

- Ну, бывай, Граф, - как ни в чем не бывало, протянул руку. – Привет Графине.

- Не поверишь, но я рад был встрече, - улыбнулся Орлов. – Удачи тебе, капитан.

Они еще секунду постояли неподвижно, а потом Кудашов первым высвободил ладонь и, резко развернувшись, нырнул в ближайшие кусты.

Он ни на секунду, конечно, не поверил Графу. Как же, рад был… Просто обрадовался возможности камень с души снять. Один из многих имеющихся. Нечистая совесть, она кому угодно жизнь испортит.

 

Сидя перед Зубовым в кабинете, Кудашов все никак не мог решить – что же сказать. С одной стороны, что Графу с того, что он скажет правду? Не разжалуют. А хоть бы и разжаловали – с какого хрена этот бывший «домашний мальчик» сейчас майор, а он, Кудашов, со школы стремившийся к карьере военного, всего лишь капитан?

Но с другой стороны… С другой стороны признаться командиру части, что он был настолько неуклюж, чтобы попасться спецназовцам, а потом еще и не вырвался из плена, а был отпущен едва ли не под честное слово – как в детском саду, мать его. Никак невозможно.

- У меня нож остался, они не нашли, - слегка запинаясь, сообщил он. – Я смотрю – нет никого, и только голоса вдалеке… Ну, я  и…

Капитану не хватило слов, и он изобразил, как освободился от веревок.

Видно было, что Зубов не верит, но не знает, к чему придраться.

- Ишь, Коперфильд! Бегать ты хорошо умеешь. Тебе бы еще мозгов немного, цены б тебе не было, - припечатал он. – Место, откуда драпанул, помнишь?

Капитан, было, дернулся, уж очень неприятно звучали слова командира, но быстро утих. Интересно, что бы он сам подумал о растяпе капитане, окажись на месте Зубова? Но уж пусть лучше так, чем как оно есть на самом деле. Живец хренов…

 

(с) Allora 2006